Несколько недостатков полезного пособия¹

В советской судебномедицинской литературе имеется ряд учебников и пособий, написанных судебными медиками специально для юристов. Достаточно упомянуть работы Н.Н. Бокариуса, Я.Л. Лейбовича, Н.В. Попова, К.И. Татиева, М.И. Авдеева. Рецензируемое пособие отличается от прежних тем, что является плодом содружества юриста и судебного медика. Авторы не ставят перед собой задачи охватить все разделы судебной медицины, ограничиваясь только вопросами насильственной смерти. Написанное хорошим литературным языком, иллюстрированное значительным количеством оригинальных рисунков (49) и рядом примеров из практики, пособие является, безусловно, ценным для работников дознания и следствия. Не без пользы и с интересом прочтет его и врач-эксперт. В нем прежде всего настойчиво пропагандируется повседневная и деловая связь между следователем и судебномедицинским эксперто в и на ряде конкретных примеров из практики подчеркиваются положительные результаты такой связи. Книга составлена при участии и под редакцией юристов, что сказывается как на ее построении, так и на формулировке тех вопросов, которые ставятся перед судебномедицинской экспертизой.

Все же нельзя обойти молчанием некоторые недостатки этого пособия. Авторы стоят на позиции некомпетентности судебномедицинского эксперта в решении вопроса о роде смерти. Распространяют они это ограничение и на такое понятие, как изнасилование (стр. 191). Однако в вопросах в адрес судебномедицинских экспертов говорится о том же, но в завуалированной форме. Так, на стр. 50 рекомендуется вопрос: «Соответствуют ли показания обвиняемого или свидетеля об обстоятельствах смерти судебномедицинским данным, установленным при исследовании трупа?» Ответ на него явится оценкой показаний обвиняемого и свидетеля со стороны судебномедицинского эксперта. На стр. 89 вопрос: «Мог ли потерпевший нанести себе сам повреждение или оно нанесено другим лицом?» (речь идет об огнестрельных повреждениях). Ясно, что отвечая на этот вопрос следователя, судебномедицинский эксперт будет дифференцировать между убийством, самоубийством и несчастным случаем, т.е. определять род смерти, может быть, избегая называть вещи своими именами. Мы не считаем возможным обсуждать в настоящей рецензии спорный вопрос, является ли убийство термином чисто юридическим. В большинстве европейских языков это слово имеет ряд синонимов, причем не все они являются терминами юридическими. В русском языке слово «убийство» синонимов не имеет и поэтому в него можно вкладывать разное значение (см. Толковый словарь русского языка под ред. Д.Н. Ушакова), что и ведет иногда к беспредметным спорам. Нельзя согласиться с выдвигаемым авторами в защиту своих позиций положением, что судебномедицинский эксперт не имеет права пользоваться юридическими терминами лишь петому, что в отдельных случаях он может ошибиться, решая вопрос об убийстве, так как не знает всех обстоятельств дела. Эти обстоятельства часто на первых этапах следствия, т.е. в момент вскрытия трупа, еще никому неизвестны. Ясно, что полученные позже, путем следственных действий, данные могут опрокинуть любое судебномедицинское заключение. Кстати, это последнее, согласно УПК РСФСР, для суда и не обязательно. К тому же и судебномедицинский эксперт, присутствующий на процессе, имеет полную возможность по ходу судебного следствия, в свете новых фактов, изменить свое первоначальное заключение. Часто бывает, что предположения следователя, построенные на данных осмотра трупа на месте происшествия, в корне изменяются в свете данных вскрытия трупа. Значит ли это, что следователь не имеет права высказывать свои соображения или, еще хуже, что он должен отказаться от вскрытия трупа? Конечно, нет. Почему же надлежит эксперту скрывать свею точку зрения тогда, когда усилия и следователя, и эксперта направлены в одну сторону, т.е. в сторону раскрытия истины?

На 10 стр. указано, что вещественные доказательства, в том числе и изъятые из трупа внутренние органы, эксперт сам непосредственно направляет в лаборатории, хотя по положению их должен опечатать и направить следователь. В условиях сельского района эта деталь может иметь существенное значение.

На стр. 11 следователю рекомендуется при формулировке вопросов проконсультироваться с экспертом, а это значит, что эксперт будет отвечать на вопросы, которые он сам перед собой поставил, правда, по согласованию со следователем.

На стр. 19 весьма неубедительным примером иллюстрируется понятие индивидуально смертельных повреждений: человек, страдающий кавернозным туберкулезом легких, случайно получил толчок локтем в грудь. На основании небольшого кровоподтека, обнаруженного при вскрытии, авторы утверждают, что толчок вызвал смерть от легочного кровотечения. Столь же трудно доказать, что этот толчок имел место, как и то, что именно он вызвал смерть от легочного кровотечения.

На стр. 45 приводятся данные о сгорании алкоголя в организме живого человека, но отсутствуют сведения об исчезновении его по мере гниения трупа. Нельзя согласиться с указанием, что у лиц, умерших от охлаждения тела, алкоголь подчас не обнаруживается, несмотря на предшествовавшее смерти алкогольное опьянение и тщательный судебнохимический анализ. Такое исчезновение алкоголя авторы объясняют усилением процессов сгорания при понижении температуры окружающей среды. На основе многих сотен вскрытий трупов лиц, умерших от охлаждения тела, мы считаем, что алкоголь исчезает из трупа лишь в тех случаях, когда между смертью и вскрытием прошло много времени. Часто трупы умерших от охлаждения тела обнаруживаются лишь весной, в момент таяния снежного покрова.

На стр. 52 приводится рисунок сквозного пулевого ранения сквозь мягкие ткани левой лопаточной области, но почему этот рисунок должен иллюстрировать касательное пулевое ранение? Признаки такого ранения правильно описаны на той же странице, но иллюстрации противоречат.

Говоря о пояске осаднения, следовало бы остановитьс я на том значении, которое имеют его полулунная и элипсовидная формы для решения вопроса о направлении выстрела, а не просто сообщать читателю о том, что поясок осаднения располагается по краям раны в виде кольца шириной в 0,3—0,5 см (стр. 54).

Нельзя согласиться и с положением авторов, что при выстреле дробью с расстояни я более 50—60 см начинается уже рассеивание дробового заряда и образуются множественные ранки от отдельных дробин вокруг центрального ранения. Это происходит со значительно большего расстояния.

Не обосновано утверждение на стр. 61, что иногда по расположению входного и выходного пулевых отверстий и отсутствию следов борьбы и сопротивления можно судить о неожиданност и нападения. Именно при смерти от огнестрельных ранений с неблизкого расстояния судебномедицинскому эксперту не следует делать заключения о неожиданности нападения.

Очень неубедительно звучит утверждение, что при выстреле с близкого расстояния образуется покраснение окружности входного отверстия от ожога (стр. 65) и даже воспламеняется одежда. Это невозможно при современном нарезном оружии и боеприпасах и если встречается, то лишь при ранении из гладкоствольных, охотничьих ружей и чаще при применении дымного пороха.

Совершенно правильно ставится требование осмотра одежды судебномедицинским экспертом при огнестрельных ранениях, без чего нельзя судить о расстоянии, с которого произведен выстрел. Иногда больницы направляют труп в судебномедицинский морг, а одежду возвращают родственникам.

Очень неудачно введение в главу о повреждениях, причиненных острыми орудиями (стр. 90). Орудия с заостренными краям и являются режущими, а у острых орудий заострены концы, но не обязательно края. Трудно отнести к режущим орудиям заостренные куски камней, если это только не режущие орудия каменного века.

Учитывая наличие у преступников самодельного оружия, не следует утверждать, что обоюдоострое оружие, т.е. кинжалы, не имеют пятки у основания клинка, но имеют ограничитель. В самодельном оружии нож типа финского иногда имеет ограничитель, а нож типа кинжала не имеет его. Это всегда нужно иметь в виду при исследовании трупа.

Едва ли следует утверждать, что режущие орудия часто повреждают костную ткань настолько, что по повреждениям можно судить о поперечном сечении клинка оружия. Сквозные, проникающие сквозь губчатые кости, колотые раны если и встречаются в судебномедицинской практике, то весьма не часто.

Заканчивая главу, авторы рекомендуют при ранениях рубящи м орудием поставить перед экспертом вопрос о длине лезвия (стр. 110). Едва ли можно ответить на этот вопрос в отношении топора и сабли.

Исследованию вещественных доказательств в книге уделяется мало внимания, однако на стр. 135 излагается ход следствия по делу об автодорожном происшествии. Здесь говорится об исследовании одного единственного волоса, обнаруженного на капоте автомашины, и об его сходстве с волосами убитого гр-на Краузе. Такую индивидуальную идентификацию по единственному волосу следует считать неубедительной и порочной, так как нельзя на основании исследования единственного волоса утверждать, что он принадлежит определенном у лицу.

Говоря о механической асфиксии, об утоплении в различных жидкостях, следовало бы упомянуть и об утоплении в сыпучих телах и не относить смерть человека, засыпанног о песком, лишь за счет иммобилизации грудной клетки (стр. 164).

Нельзя полностью исключать возможность самоубийства путем удавления петлей. Подобные случаи описаны в литературе и встречаются в практике. Конечно, это редкий вариант самоубийства, чаще всего он бывает у психически больных.

Отмеченные недостатки отнюдь не умаляют достоинств книги, но требуют более тщательной редакции последующих ее изданий. Было бы полезно также дать библиографический указатель.

Основные положения авторов правильны, а стремление увязать работу следователя с работой судебномедицинского эксперта можно лишь приветствовать.

¹ Н.И . Гуковска я и В.А . Свешников . Судебномедицинская экспертиза трупа по делам о насильственной смерти. Пособие для следователей. М., 1957, стр. 255.