О некоторых направлениях в области судебной психиатрии за рубежом

В зарубежной психиатрической литературе последних лет по-прежнему большое место занимают вопросы изучения преступности, для объяснения которой довольно широко используются биологические и психологические концепции. Учение о преступности за рубежом без должного основания целиком включают в компетенцию судебной психиатрии, а в работах высказываются теоретические суждения о мотивах преступного поведения.

Многие зарубежные авторы проблему преступности пытаются растворить в общеклинических проблемах психиатрии. Так, в монографии «Психические нарушения и преступление», подобно работам 20-х годов Birnbaum, Lange и других авторов, устанавливается корреляция между характером психотических проявлений и преступлений.

Rees призывает направить усилия главным образом на изучение психических особенностей преступника, a Henderson считает возможным объяснить криминальное поведение исключительно в плане индивидуально психологических концепций.

Неправомерные корреляции между психопатологическими явлениями и преступлениями приводят к ошибочной трактовке не только юридических (криминологических) вопросов, но и самих психопатологических данных.

Так, Garcia пишет, что больные с невротическими и психопатическими симптомами, совершающие повторные преступления и сексуальные правонарушения, являются шизофрениками. Их криминальное поведение рассматривается как проявление шизофрении, так как лица с невротическими симптомами будто бы не способны к антизаконным и антинормальным поступкам. Чем более грубый характер имеет криминальный поступок, тем больше, по мнению автора, имеется основания объяснить его наличием шизофрении. Многие преступления расцениваются как поведение психопатизированных шизофреников.

Для объяснения генеза преступлений привлекаются различные умозрительные или просто спекулятивные концепции зарубежной психиатрии и психологии (фрейдизм и неофрейдизм, глубинная психология и др.). Miller считает типичным для психопатов отсутствие чувства вины, чем и объясняется их «склонность» к преступлениям. MaugHs утверждает, что у преступных личностей нет способности контролировать инстинктивные побуждения и объясняет эту особенность их психики изменением структуры эго. Hoch на основе клинического и электроэнцефалографического изучения выделяет особую группу психопатий, при которой обнаруживается наибольшая склонность к преступному поведению. У этих больных по сравнению с другими больными были нормальные электроэнцефалографические показатели. Психопатические нарушения у них были стойкие, лечились они без желания. О чем это свидетельствует, по мнению автора, сказать трудно, но исходит он явно из концепции зависимости преступления от психопатических особенностей личности.

Пространные соображения о механизмах преступного поведения даны Бааном в его докладе о лечении преступников, сделанном на семинаре, организованном регионарным европейским бюро ВОЗ. Автор утверждает, что преступники — это люди с особыми условиями жизни и воспитания в детстве. В силу этих особенностей они не могли построить абстрактных морально-этических концепций, как-то: чувства любви к ближнему, преданности и ответственности. Им с детства присущ особый тип эмоционального реагирования и состояния. Они живут постоянно с чувством напряжения, неуверенности, ущемленности и подозрительности. Психологические защитные механизмы, которые развиваются у личности в таких случаях, выражаются, по мнению автора, в агрессии и преступном поведении. Автор не решается такие состояния причислить к разряду болезней. Но вместе с тем, указывая на неопределенность понятий «неврозов» и «психозов», рассматривает эти формы антисоциального поведения как проявления нарушения психики.

Указанные работы по изучению преступности свидетельствуют о методологической порочности такого принципа изучения. Вряд ли у кого могут быть сомнения в том, что психически больные в связи с болезненным состоянием могут совершать опасные поступки и действия как в отношении себя, так и в отношении окружающих. Но это еще не значит, что в основе криминального поведения людей вообще лежат механизмы, сходные с болезненными нарушениями психики. Преступление является проблемой не биологической, а социальной. Однако авторы при оценке мотивов поведения лиц, совершивших криминальные поступки, игнорируют подлинную роль социальных факторов. Правда, было бы неправильным считать, что они полностью исключают значение социальных факторов в формировании личности вообще. Социальные факторы привлекаются многими авторами, но они используются лишь для объяснения отдельных психологических особенностей личности, а не ее социального облика.

Mohr указывает на важную роль условий жизни для развития преступного поведения. У многих преступников, обследованных им, в детстве была плохая среда, трудные материальные условия, безнадзорность. Особо неблагоприятное значение отводится положению семьи, отношениям в семье и т. д. Gregory и London сообщают о высоком проценте преступников и лиц с антисоциальным поведением в так называемых разбитых семьях; среди детей, которые воспитывались без родителей.

Приведенные данные иллюстрируют в известной мере роль социальных факторов в случаях преступности. Но материальные трудности, бедственное экономическое положение, «разбитые» семьи, отсутствие должного воспитания являются, как правило, следствием социальной несправедливости, типичной для буржуазного общества. Однако авторы не вскрывают подлинные источники этих явлений, что является характерным для социологической школы буржуазного уголовного права, взглядов которой придерживаются многие психиатры в капиталистических странах.

Другие зарубежные авторы (теперь их, правда, меньше) пытаются находить более глубокие биологические причины, которые, по их мнению, должны объяснить мотивы поведения преступников.

В настоящее время сравнительно немногие зарубежные психиатры стоят на позициях чисто биологической трактовки преступлений в плане откровенного ломброзианства. Такую точку зрения высказывает Michaels, который видит определенную корреляцию между длительными упорными энурезами и преступностью. По его мнению, такое соотношение объясняется общей недостаточностью контроля у личности.

Энурез указывает на недостаточность биологического контроля, а преступность-— на отсутствие контроля над антисоциальными импульсами. Автор умозрительно дает биологическую характеристику преступника, которая якобы имеет свою специфику — преобладание импульсивных и инстинктивных реакций, диффузность реакции, снижение порога на моторные и болевые стимулы.

В связи с этим следует указать, что попытки выделения отдельных конституций и изучения конституциональных особенностей известны давно, но научный подход к этому вопросу стал возможен благодаря учению И. П. Павлова о типах высшей нервной деятельности. Однако положения этого учения о поведении и реакциях человека в зависимости от типа высшей нервной деятельности дают возможность понять особенности его реагирования, а не качество поведения, так как поведение недушевнобольного человека определяется воспитанием, условиями жизни и средой, т. е. социальными факторами.

Следует указать, что для судебной психиатрии в капиталистических странах характерно отсутствие единства и последовательности между высказываниями психиатров по теоретическим судебнопсихиатрическим вопросам и организационно-правовыми положениями судебнопсихиатрической экспертизы. В связи с этим ряд зарубежных авторов говорит о противоречиях и «конфликтах» между психиатрическим и юридическим аспектами рассмотрения вопросов судебной психиатрии и учения о преступлениях (Zilboorg, Ноес, Кольби и др.). Подтверждение этого видно из обзора уголовного и гражданского законодательства и постановки судебнопсихиатрической экспертизы в ряде стран, которые даны в «Клинической психиатрии» Mayer-Gross, Slater и Roth (1954). Вместе с тем из этого же обзора видно, что некоторые мероприятия и организационные формы судебнопсихиатрической экспертизы отражают неправильные методологические установки буржуазной науки, например переоценку роли наследственности, о чем будет сказано ниже.

Так, в этом руководстве подчеркивается, что правила Мак-Натэна в Англии все еще являются камнем преткновения в развитии судебной психиатрии. Как известно, по этим правилам обвиняемый рассматривается как душевнобольной, не отвечающий за совершенный криминальный акт, в том случае, когда он действовал при таком расстройстве психической деятельности, что не мог знать природы и качества поступка, а если и знал, что делает, то не мог понимать, что это незаконно. Как указывают авторы «Руководства», это означает, что обвиняемый лишь тогда рассматривается как психически больной, когда он не может понимать физическую сторону поступка. Например, он думает, что, ударяя свою жертву топором, он рубит дрова. Кроме того, для установления невменяемости он также не должен иметь представления о том, что его поступок неправильный, не должен иметь представления, что он поступает против законов страны. По замечанию авторов, эти правила слишком узки и могут распространяться только на идиотов, имбецилов и больных в явно бредовом состоянии. Поэтому в практике экспертизы и суда имеются значительные отступления от этих правил.

Из данных, представленных Королевской комиссией уголовных наказаний в 1949 и 1950 гг., видно, что судьи часто не пользуются этими правилами, если есть основание предполагать, что присяжные будут рассматривать обвиняемого как психически больного. С другой стороны, если есть основания полагать, что обвиняемый вероятнее психопат, чем психотик, и его преступление вызывает чувство негодования и ужаса, судья может руководствоваться узким значением этих правил и требовать от экспертизы их строгого выполнения.

При определении ответственности психически больных суд учитывает тяжесть преступления, и на решение суда оказывают влияния та: кие обстоятельства, которые не имеют никакого отношения к психическому состоянию обвиняемого. Все это, по заключению авторов, ведет к широкому диапазону в оценке судом психического состояния обвиняемого в зависимости от случая и установок судей, что не согласуется с духом правосудия.

В США также были приняты правила Мак-Натэна; 28 штатов пользуются этими правилами и в настоящее время. В правила введена концепция непреодолимого импульса, которая была принята психиатрами, так как она соответствует клиническим фактам. Например, больная с меланхолией отравляет себя и своих детей газом. Она понимает и знает физическую природу своего поступка, а также то, что это противозаконно. Но она действует под влиянием импульса, который в силу определенного состояния не может быть устранен. Юристы возражали против такой концепции по той причине, что якобы невозможно как философски, так и практически установить разницу между непреодолимым и преодолимым импульсом. Законы и судебнопсихиатрическая практика широко варьируют от штата к штату. Концепция уменьшенной вменяемости представлена весьма различно. В одних штатах она отвергается, в других находит отражение в судебнопсихиатрической практике. По справедливому заключению авторов руководства состояние английской судебной психиатрии находится на более низком уровне, чем в других странах.

В противоположность Англии и США в скандинавских странах, особенно в Швеции, круг вопросов, по которым дает заключение в суде психиатр-эксперт, значительно шире. Психиатр выступает в суде как консультант и не ограничивается собственно экспертной оценкой состояния обвиняемого, но и затрагивает некоторые вопросы, которые выходят за пределы психиатрической экспертизы и по существу могут быть отнесены к криминальной психопатологии. Если авторы указанного руководства рассматривают это как положительный момент, то мы должны отметить неправомерность криминально-психопатологических консультаций, поскольку речь идет при этом о корреляции психических аномалий с преступными действиями.

В скандинавских странах принята концепция уменьшенной вменяемости, практическим последствием которой является применение «мер безопасности» и неопределенных приговоров. При этом меры безопасности могут быть назначены вместе с наказанием или в дополнение к нему. В Норвегии «меры безопасности» назначаются на определенное время, чаще всего на срок от 3 до 5 лет. Эти меры безопасности включают различные формы: врачебное наблюдение, содержание в больницах, определенные условия работы, места жительства или запрещение употребления алкоголя. В Дании и Швеции имеются специальные учреждения под медицинским управлением для попечения и лечения криминальных психопатов.

Как известно, такие «меры безопасности», в том числе и неопределенные приговоры, представляют реализацию реакционных взглядов буржуазной социологической школы уголовного права и являются нарушением правовых гарантий личности обвиняемого.

Правовое положение психически больных и принцип дееспособности в различных странах неоднородны. Так, например, в Англии психически больной с достаточно выраженной психопатологической симптоматикой может совершать гражданскую сделку, если директор медицинского учреждения, где этот больной находился, может подтвердить, что больной понимает природу акта. С таких же позиций оценивается и завещательная способность больных.

В Англии брак считается недействительным, если может быть показано, что один из партнеров в то время был не в состоянии понимать суть бракосочетания или был неспособен управлять своими делами. Развод возможен при неизлечимости одного из партнеров. Однако в та-них случаях должно быть показано, что пациент в течение 5 лет был на лечении в госпиталях. В 1959 г. в Англии утвержден новый «Психиатрический закон». В других странах по этому вопросу существуют примерно такие же принципы.

В Швеции при помешательстве и интеллектуальной недостаточности не разрешено жениться; но по разрешению короля женитьба возможна при условии стерилизации (добровольной). Стерилизация проводится в Дании и некоторых штатах США. Она введена в скандинавских странах в качестве добровольного мероприятия и рекомендуется психически больным перед выпиской и вступлением в брак, причем эта мера рассматривается как гуманная. Кастрация используется в трех скандинавских странах для лечения агрессивных и сексуальных психопатов. Такие неправильные методологические установки отражаются и на законодательстве.

ЛИТЕРАТУРА

Gаrсia J. А., Аnn. med.-psychol., 1959. v. 117, t. 1, p. 25. — Henderson D. K. В кн.: Mental Abnormality and Crime. London, 1949, p. 105. — Mayer-Gross W., Slater E., Roth М., Clinical Psychiatry. London, 1955. — Michaels J. J., Disorders of character; persistent enuresis, juvenile delinquency, and psychopathic personality. Springfield, 1955.—Miller R. B., Dis. nerv. Syst., 1951, v. 12, p. 330.— Mohr P., Schweiz. Arch. Neurol. Psychiat., 1947, Bd. 60, S. 244. — Rees J. R. В кн.; Mental Abnormality and Crime. London, 1949, p. 1.