Правильное решение вопроса о компетенции судебно-медицинской экспертизы

В последние годы некоторые судебные медики и юристы как устно, так и в печати начали оспаривать право судебно-медицинского эксперта определять род насильственной смерти, считая, что такое право принадлежит исключительно юристам, а заключение судебно-медицинского эксперта по вопросу о роде насильственной смерти есть ничто иное, как превышение компетенции судебных медиков и неправомерное вторжение их в область юриспруденции.

Известным поводом для такого рода выступлений явились, на наш взгляд, совершенно правильные указания главного судебно-медицинского эксперта Министерства здравоохранения СССР о том, что судебно-медицинский эксперт вправе дать заключение о роде насильственной смерти. В попытках ликвидации этого права мы усматриваем далеко идущие последствия, которые могли бы привести к умалению роли и значения судебно-медицинской науки и к уравнению ее задач с теми, которые призвана решать патологическая анатомия. Слишком великой была борьба прогрессивных сил за признание судебной медицины как самостоятельной науки, чтобы хотя бы в малейшей степени сдавать завоеванные позиции. Именно в этом прежде всего смысл, суть вопроса.

Споры о пределах компетенции судебно-медицинского эксперта напоминают нам дискуссии, происходившие в недалеком прошлом среди психиатров по вопросу о праве эксперта-психиатра давать заключение о вменяемости или невменяемости. Некоторые психиатры, на этот раз без поддержки юристов, считая самостоятельное существование судебной психиатрии вообще не оправданным, утверждали, что понятия вменяемости и невменяемости являются исключительно правовыми понятиями и поэтому решение вопроса о вменяемости или невменяемости целиком и полностью относится к компетенции юристов. Дело же экспертов-психиатров дать ответ на вопрос о психическом состоянии субъекта, о наличии или отсутствии у него душевного заболевания, что вполне доступно общей психиатрии. Таким образом, тогда фактически также ставился вопрос о ликвидации судебной психиатрии как самостоятельной отрасли медицинской науки, ибо решение вопроса о вменяемости и невменяемости составляет основу судебной психиатрии, основу подавляющего большинства судебно-психиатрических экспертиз по уголовным делам.

Указанная точка зрения некоторых психиатров не получила поддержки ни у большинства психиатров, ни у юристов, хотя едва ли найдется кто-либо, кто стал бы отрицать правовой аспект понятий вменяемости и невменяемости и право следователя и суда окончательно решать этот вопрос.

Решение вопроса о роде насильственной смерти, так же как решение вопроса о вменяемости, имеет два аспекта — медицинский и правовой, т. е. дающий юридическую оценку установленному явлению, причем правовой аспект, разумеется, играет решающую, окончательную роль. В этих случаях мы имеем своеобразную двуединую цель — установление одного и того же явления, но различными способами и средствами. В этом нет ничего предосудительного, а, наоборот, это обеспечивает более точное установление истины по уголовному делу.

Противопоставление в данном случае юристов судебным медикам и, наоборот, искусственное возведение между ними какого-то ведомственного барьера пользы для дела, конечно, не принесут.

Судебная медицина, выйдя на широкую дорогу самостоятельной науки, оказалась в состоянии приносить большую и действенную помощь судебно-следственным органам в их борьбе с наиболее опасными преступлениями. Сторонники мнения о ликвидации права экспертов высказывать свое мнение о роде насильственной смерти упускают из вида также развитие советской судебно-медицинской науки, расширение сферы ее применения, рост многочисленных кадров квалифицированных судебных медиков-ученых и практиков.

Такие корифеи советской медицины, как П.А. Минаков и Н.Н. Бурденко, не раз высказывались именно о роде насильственной смерти и никогда ни у кого блестящие заключения этих ученых не вызывали, сомнения.

Сейчас остается лишь всячески приветствовать то, что компетентные органы четко и предельно ясно выразили свое отношение к данному вопросу.

В письме следственного управления Прокуратуры СССР от 8/VIII 1958 г., направленном начальникам следственных отделов прокуратур республик, краев, областей и городов, указано, что судебно-медицинский эксперт вправе давать ответ на любой поставленный следователем вопрос, если его ответ базируется на специальных познаниях в области судебной медицины. Практика, — говорится в письме, — свидетельствует, что в ряде случаев эксперт имеет возможность на основании данных медицинского исследования высказать свое мнение и о том, имело ли место убийство, самоубийство или несчастный случай. Заключение судебно-медицинского эксперта по этому, так же как и по любому другому вопросу, поставленному следователем, подлежит оценке в совокупности с другими доказательствами по делу. Имело ли место самоубийство, несчастный случай или убийство решает в конечном итоге следователь или суд на основании совокупности всех материалов дела.

Аналогичные указания даны в постановлении Пленума Верховного суда СССР от 16/VI 1959 г. по делу А.Ф. Завадского ¹, а также в комментариях редакционной коллегии бюллетеня к этому постановлению.

Завадский был осужден за то, что убил свою жену путем удавления петлей, а затем повесил труп на спинке кровати с целью инсценировать самоубийство.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР по кассационной жалобе осужденного приговор отменила и дело передала на новое рассмотрение со стадии предварительного следствия. Однако это определение было опротестовано заместителем председателя Верховного суда РСФСР в Президиум Верховного суда РСФСР, который и отменил его, передав дело на новое рассмотрение кассационной инстанции. При вторичном рассмотрении дела судебная коллегия по уголовным делам приговор оставила в силе.

В постановлении Пленума Верховного суда СССР по делу Завадского отмечено: в приговоре суда указано, что Завадский убил жену «путем удавления и повешения затем на спинке кровати, инсценируя самоповешение». Между тем согласно заключению судебно-медицинских экспертов смерть наступила не от удавления, а от повешения, то есть в результате затягивания петли под действием тяжести тела, что могло произойти как при убийстве, так и самоубийстве, на суде эксперты подтвердили это и отвергли версию об удавлении руками. Таким образом, суд пришел к выводу, не совпадающему с заключением судебно-медицинских экспертов, причем не привел никаких мотивов несогласия с заключением, чем нарушил статью 298 УПК РСФСР. На противоречие выводов суда и экспертизы было указано в первом определении судебной коллегии Верховного суда РСФСР. Отменяя это определение, президиум указал, что коллегия не обосновала, в чем заключается это противоречие: между тем из всего сказанного выше совершенно ясно, что коллегия правильно отметила наличие противоречия и конкретно указала, в чем оно заключается, а именно: согласно выводам экспертов смерть наступила не от удавления, а от повешения, которое может быть как в форме убийства, так и самоубийства.

Помимо формального нарушения статьи 298 УПК РСФСР, вопрос о том, наступила ли смерть в результате удавления или повешения, имеет серьезное значение для выяснения всех обстоятельств дела, так как удавление, как правило, предполагает насильственную смерть в форме убийства; повышение же возможно в форме как убийства, так и самоубийства. Таким образом, заключение экспертов колеблет вывод обвинения о наличии убийства, допуская возможность самоубийства. Именно в связи с этим коллегия признала необходимым при доследовании назначить компетентную экспертизу, поставив перед ней вопрос: причинена смерть посторонней рукой или самой потерпевшей.

Президиум отверг это указание коллегии ссылкой на то, что имеющееся в деле заключение судебно-медицинской экспертизы ничем не опорочено и что эксперт не может давать ответы на вопросы, относящиеся к компетенции суда. Между тем не кассационная коллегия, а суд первой инстанции, как указано выше, не согласился с выводами экспертов, не мотивировав ничем несогласие с ними. Коллегия же, не опорочивая выводов экспертизы, что смерть могла наступить в результате убийства или самоубийства, считает необходимым лишь уточнить, не сможет ли экспертиза ответить более категорически имело ли место то или другое.

В постановлении президиума содержится вместе с тем и второе внутреннее противоречие, так как, указывая, с одной стороны, что в функции экспертизы не входит решение вопроса о наличии убийства или самоубийства, оно вместе с тем не считает опороченными выводы экспертизы, что смерть могла наступить как в результате убийства, так и самоубийства, тогда как с позиций президиума экспертиза была не правомочна давать такого рода заключение.

Что касается права эксперта давать заключения по вопросу, имело ли место убийство или самоубийство, то несомненно, что научное определение убийства является юридическим понятием, поскольку убийство есть противоправное умышленное или неосторожное лишение жизни человека, и эксперт не вправе давать уголовно-правовое определение смерти. Однако в данном случае речь идет не об этом. Согласно примечанию к ст. 63 УПК РСФСР и соответствующим статьям уголовно-процессуальных кодексов других союзных республик, заключение эксперта обязательно для установления причин смерти. Так как эксперт вызывается в процессе расследования по делу, то есть когда возникают основания для вывода о насильственном характере смерти, приглашение эксперта имеет целью получить такие научные данные о причине смерти, которые давали бы основание разрешить основной вопрос: носила ли смерть насильственный или ненасильственный характер. Таким образом, по смыслу закона решению уголовно-правового вопроса о наличии убийства, что входит в функции следствия и суда, предшествует научно-медицинское заключение о насильственной или ненасильственной смерти и о самом характере причиненного насилия. Поэтому, если положения медицинской науки при исследовании трупа дают возможность сделать вывод о различии показаний в случае причинения смерти посторонней рукой или самим потерпевшим, то эксперт, основываясь на соответствующих медицинских показаниях, может дать об этом заключение, которое в числе других доказательств подлежит оценке органами следствия и судом.

Ввиду всего этого постановка судебной коллегией перед экспертизой, вопроса о том, причинена ли смерть посторонней рукой или самой потерпевшей, при некоторой нечеткости формулировки по существу правильна, так как в конечном итоге вопрос сводится к тому, имело ли место убийство или самоубийство.

Пленум Верховного суда СССР постановил отменить постановление Президиума Верховного суда РСФСР и последующее определение судебной коллегии по уголовным делам и оставить в силе первое определение об отмене приговора и о направлении дела для дополнительного следствия.

Комментируя постановление Пленума Верховного суда СССР по делу Завадского, редколлегия бюллетеня Верховного суда СССР правильно отмечает, что в этом постановлении затронут важный вопрос о пределах компетенции судебно-медицинского эксперта, имеющий большое значение для судебной деятельности.

Пленум Верховного суда СССР, — указывается в комментарии, — отменив постановление Президиума Верховного суда РСФСР по делу Завадского, отметил ошибочные указания президиума о том, что судебная коллегия по уголовным делам при первичном рассмотрении дела будто бы неправильно поставила перед экспертизой вопрос о наличии убийства или самоубийства. Пленум признал при этом, что «постановка судебной коллегией перед экспертизой вопроса о том, причинена ли смерть посторонней рукой или самой потерпевшей, при некоторой нечеткости формулировки является по существу правильной, так как в конечном итоге вопрос сводится к тому, имело ли место убийство или самоубийство». Пленум своим постановлением отверг необоснованные рассуждения о неправомерности постановки перед судебно-медицинской экспертизой указанного вопроса.

Следует вместе с тем иметь в виду, что согласно статье 17 Основ уголовного судопроизводства СССР и союзных республик никакие доказательства для суда, прокурора, следователя и лица, производящего дознание, не имеют заранее установленной силы, и, следовательно, окончательное решение вопроса о наличии убийства, самоубийства или несчастного случая принадлежит этим органам, поскольку экспертиза является одним из средств установления доказательств.

Таким образом, опираясь на приведенные выше авторитетные указания и не отвлекаясь больше для продолжения бесплодных споров о пределах компетенции, судебные медики смогут двигать вперед по пути дальнейшего развития судебно-медицинскую науку, повышать научный уровень экспертизы, обеспечивая высококвалифицированные судебно-медицинские заключения по уголовным делам и способствуя тем самым борьбе с наиболее опасными преступлениями против жизни и здоровья граждан.

¹ Бюллетень Верховного суда СССР, 1960, № 2, стр. 10.