О месте экспертизы в системе получения и оценки доказательств

В современном процессуальном законодательстве (ныне действующие УПК/2002/ и ГПК/2004/) применительно к лицам, обладающим некими особенными специальными знаниями, т.е. к профессионалам в той или иной области человеческой деятельности или области знаний, которые оказываются значимыми для человеческого сообщества, закрепились два термина и соответствующие им понятия - эксперт и специалист. К сожалению, следует признать, что ни прежние процессуальные документы, ни действующие ныне, ни комментарии к ним существенных различий этих двух категорий не установили и не закрепили, поэтому в умах даже специалистов-юристов или представителей соответствующих родов знаний, из которых формируется сообщество экспертов (не говоря уже об обывателях), эти понятия часто воспринимаются как синонимы и потому нередко используются как равно заменяющие друг друга. Особенно часто этим грешат длительно работающие в этом качестве представители судейского корпуса. Однако надо иметь в виду, что на самом деле понятия эти все же абсолютно разнородные и подменять их ни в коем случае не следует. Не останавливаясь на содержании каждого из них, как оно истолковывается УПК или ГПК, хотим высказаться о том, как это представляется с позиции эксперта-практика и какое это имеет значение для теории и практики учения о доказательствах.

Как известно, специалист (от лат. specificus-особый, особенный) в какой либо области — это человек, который, имея определенные знания, основанные (или, по крайней мере, связанные) с получением соответствующего специального образования, может их применять (использовать) в интересах правоприменительных органов с целью получения информации, могущей играть роль доказательства (доказательств). Таким образом, специалист, исследуя какие-то объекты, получает в связи с этим какую-то новую информацию и при этом изменяет значимость, а зачастую и само содержание этого объекта и тем самым создает доказательства, обязанность, необходимость и возможность использования которых законом возложена на юриста (дознавателя, следователя, прокурора, судью, в каком-то смысле и на адвоката в пределах его или его доверителя интересов и представлений). Таким образом, надо все же полагать, что, несмотря на декларируемую законом подчиненную роль специалиста и эксперта, на самом деле им принадлежит совершенно иная, гораздо более значимая роль, вероятнее всего именно та, которую Ю.С. Сапожников обозначил как роль «научного судьи фактов». Мы возьмем на себя  смелость  утверждать, что именно так и обстоит дело. Если же это не так, то,  выходит, что приоритетная роль по поиску доказательств в первоначальных следственных действиях принадлежит следователю  или судье, и (исходя из этого), следует полагать, что тогда либо они всегда имеют дело с предустановленными фактами (чего на самом деле быть не может или быть может, но встречается крайне редко), либо вторгаются в чужую компетенцию. Ведь эксперт любого профиля (и судебно-медицинский эксперт чаще других) первым получает информацию, которая может стать доказательством (установление причины и давности смерти, определение прижизненности, давности и механизма образования повреждений, и иные факты). Другое дело, что действия эксперта начинаются лишь по чужой воле, чужому приказу или распоряжению (постановление или распоряжение   дознавателя или следователя, определение суда). Поэтому действия эксперта рассматриваются как исполнение чужой воли. Но даже УПК РФ (в частности, ст.196), перечисляя случаи обязательного назначения экспертизы, абсолютно обоснованно исходит из соображений о том, что во многих случаях доказательства могут быть получены не иначе, как экспертным путем. В то же время УПК исходит из того, что эксперт, т.е. специалист в этой процессуальной категории, выступает уже не как лицо, добывающее доказательства, а как лицо, их оценивающее и, по существу, будучи в этом качестве, он выступает как помощник дознавателя, следователя, судьи, иногда адвоката по получению и оценке доказательств.

Еще об одном обстоятельстве хотелось бы упомянуть. При проведении экспертизы (да и экспертного исследования тоже) эксперт любого профиля выступает как союзник дознавателя, следователя прокурора судьи, а вот по отношению к адвокату он в этом качестве выступает очень редко. А на самом деле все должно быть несколько иначе — эксперт должен  одинаково сохранять беспристрастность и проявлять активность в поиске доказательств по поручению не только дознавателя, следователя или судьи, но и адвоката, и действовать как научный судья фактов независимо от того, кем (из названных участников процесса) дается ему поручение. Вот чем, на наш взгляд, характеризуется процессуальное положение человека, обладающего некими специальными знаниями: оно находится в зависимости не от того, как его называют, а определяется тем, работает ли он свободно или со связанными «в качестве специалиста» руками. Надо, чтобы именно эти отличия были ясны и понятны юристам, которые тогда должны будут соответственно относиться к человеку со специальными знаниями, которыми сам юрист не обладает. При таком подходе изменятся, несомненно, вырастая, значение и роль экспертизы как на этапе предварительного, так и на этапе судебного следствия. В настоящее время это становится особенно важным, поскольку в юриспруденцию вследствие текучки постоянно приходят новые, (хотя часто и не совсем молодые), но, тем не менее, все равно либо вовсе неопытные, либо недостаточно опытные кадры. К тому же процессы, происходящие в системе юридического образования и в системе юридических учреждений, отнюдь не лучшим образом меняют подходы юристов к тем, кто с ними должен работать и любой юрист (особенно те, кто скороспело закончил коммерческий вуз с их плохо поставленной системой и низким уровнем преподавания специальных дисциплин) считает, что он уже знает право, может работать в его системе и может диктовать свою волю эксперту, «заказывая» тому те доказательства, которые сам юрист получить не может, но очень хочет иметь и потому считает, что эксперт их ему обязательно должен дать. Такой подход и такое отношение проявляются и в том, какие вопросы ставятся эксперту и как осуществляется сам процесс их постановки, насколько часто юрист прибегает к помощи специалиста при постановке вопросов эксперту, как часто решается вопрос об объеме необходимой эксперту информации и источниках ее поступления, и, самое главное, как оценивается заключение эксперта: если содержатся в нем ответы на вопросы, интересующие юриста (не только и даже не столько те, которые юристом поставлены, а в первую очередь те, которые ему нужно разрешить в ходе расследования — заключение хорошее, и эксперт хороший), а не содержатся ответы, позволяющие осуществлять следственные действия — заключение не устраивает и сам эксперт плохой. Именно отсюда возникает во многом необоснованный рост числа повторных экспертиз, при назначении которых юристы совершенно не задумываются о наличии или отсутствии оснований для ее назначения, а отвечают, реагируют на свои внутренние побуждения — «устроило или не устроило» заключение эксперта. Это связано также и с тем, что многие юристы по основаниям, названным выше, совершенно не представляют ни задачи, ни возможности экспертизы вообще, ни тем более задачи и возможности экспертизы конкретного профиля, да еще и при ее повторном назначении. К сожалению, это свойственно не только дознавателям или следователям (недостаток вполне объяснимый часто и недостаточным образованием и недостаточным, просто узким кругозором, а также малым опытом и однообразностью, однотипностью работы), но прокурорам и судьям, что совершенно недопустимо.